Курбад — Латышская народная сказка

Жил-был в стародавние времена один хозяин, детей у него не было. Сам-то хозяин об этом не очень горевал, а вот хозяйка день-деньской вздыхала да сетовала. А когда еще, как на беду, через семь лет хозяин. помер, так хозяйкиному горю и вовсе конца не было.
– Ну, помер муж, помер – что ж поделаешь… Так хоть бы ребенок после него остался, было бы кого нянчить.
Как-то прослышала вдова, что в городе один бедняк прокормить детей не может и потому отдает одного из девяти чужим людям на воспитание. Вдова сейчас же приказала запречь коня и покатила в город. Да ведь уж коли не повезет, так не повезет: тот человек уже кому-то отдал ребенка.
– Ах, будь ему пусто! – говорит работник. – Зря, хозяйка, съездили.
Хозяйка кручинится, ни слова не отвечает. Едут обратно и неподалеку от дома, когда через речку перебирались, вдруг видят – большущая рыбина на берег выскочила. Трепыхается на суше, будто не может обратно в воду попасть. Работник прыг с телеги и давай ловить рыбину, а та юркнула в воду и говорит:
– Нет, пусть сама хозяйка придет, ей поддамся !.. Подошла хозяйка. И впрямь, выскочила рыбина -на берег и говорит:
– Слушай, хозяйка, возьми меня, зарежь, свари и съешь – и пошлет тебе тогда Лайма сына. Только гляди, чтобы никому от меня ни кусочка не перепало.
Так и сделала хозяйка. Вот наказывает она работнице, чтобы та ни навару, ни мясца рыбьего не трогала. Да как же, послушается она! Ведь надо же отведать, ладно ли посолено?! Да и разве хозяйка когда-нибудь приходила сама поварешку лизать?! Экая важность! Отковырнула кусочек – славно, отхлебнула из поварешки – того лучше. А чешуя да потроха возле очага валяются, толку от них все равно никакого – выкинула за дверь на помойку.
А тут, как на грех, кобыла. Целый день она по двору бродила, травку щипала, на помойку забрела, вот и съела чешую с потрохами. Да и что говорить: с голоду и потроха за милую душу сойдут! Хозяин помер, работника целый день дома не видать – у бедной кобылы в брюхе хоть шаром покати.
А на следующую ночь вот что произошло: родился у хозяйки сын, родился у работницы сын и родился у кобылы сын! Прозвали люди кобыльего сына Курбадом.
Все трое парнишек вместе росли. Только Курбад посмелее да поухватистее был. Любимая его еда – орехи, питье – кобылье молоко, а место для спанья – на лежанке. По пятому году Курбад, бегая по лесу, уже перед маленькими деревцами не отступал. По шестому году – и с большими деревьями легко справлялся. А как седьмой годик стукнул, так ни волка, ни медведя уже не боялся.
И вот стал с годами Курбад таким богатырем, что все работы по хозяйству, даже самые тяжелые, для него – плевое дело. Даже пота на лбу у него никогда не видывали. Захотелось ему за такую работу взяться, чтобы хоть раз пот со лба смахнуть.
Вот как-то говорит он своим братьям – хозяйкиному сыну и работницыну, – что надумал он из нового дома нечистую силу выжить. Тот дом еще покойный хозяин поставил, да вот незадача – хозяин уже надумал в него перебираться, а нечистый еще с вечера туда вперед него забрался. И ничем пособить нельзя было, и жить там нет мочи, и нечистого не выкурить.
Упираются братья – где уж нам втроем справиться, коли всем домом не могли нечистого одолеть. А Курбад отвечает:
– Ваши матери вареной да жареной рыбки поели, а моя – сырой. Вот и ума мне больше досталось!
Наконец сдались братья, пошли с ним в бесовское логово. Как стемнело, начали мошки да букашки в щелях меж собой разговаривать:
– Поглядим, как эти трое разлетятся, словно мякина! Дай только нашему Трехглавому господину через мост перебраться.
Курбад эти разговоры слышит, а братья – нет. Вот о полночь говорит Курбад работницыну сыну:
– Ты самый слабый, бери свой меч и иди мост через речку сторожить. Пойдет там Трехглавый великан – ты его не пропускай. Он из трех великанов самый слабый, ты с ним справишься.
А работницын сын в ответ:
– Мне до этого дела нет! По мне, так пускай хоть кто там идет.
– Нельзя его через мост пускать, а то он верх возьмет. Ну, уж коли ты боишься, придется мне самому пойти. А для верности поставлю я здесь на окошке ковш с водой: ежели в нем молоко появится, значит одолеваю я в бою, а ежели кровь, так бегите к моей матери, пусть спешит на подмогу. Только не спите, не забудьте мой наказ!
Опоясался Курбад мечом, пошел на берег, сел у моста и ждет. Скоро и полночь, все тихо, только лягушки в реке, дикие гуси в воздухе да ласточки под мостом переговариваются. Одни в речке кричат: “Курбад! Курбад!”, другие в воздухе: “Одолеет врага-га! Одолеет врага-га!”, а третьи под мостом – “Три головы у великана, и все – чирк!”
В самую полночь слышит Курбад, идут великановы глашатаи: собака в поле воет, сокол в воздухе свищет. Вынул Курбад свой меч, поднялся и мечом загородил путь к мосту. Загудела земля, валит Трехглавый великан, да как наткнулся на Курбадов меч, так и остановился, будто перед стеной.
Взревел великан:
– Пропусти меня, Курбад, через мост!
А Курбад держит меч, как держал, и отвечает:
– Не пущу!
Трижды ревел на него великан, чтобы отступил Курбад, да толку никакого. Рассердился тогда великан и кричит:
– А ну-ка подуй, посмотрю, сколько денег ты сможешь выдуть из-под моста, из моей мошны! Дуй туда, в поле! Как дунул Курбад, так целую сиеквиету чистым золотом осыпал. Стал Трехглавый дуть – всего полсиеквиеты, да и то медными денежками. Увидал это Трехглавый, норовит назад податься, а Курбад не пускает, собери, говорит, прежде деньги. Великан не соглашается. Ну, коли не соглашаешься, давай на мечах биться. И пошла сеча: мост дрожит, земля гудит, мечи звенят, наконец головы великаньи с тулова полетели.
На радостях отпраздновал Курбад победу с братьями, до следующего вечера веселились. Как стемнело, опять в дом поспешили. А тут в щелях мошки да букашки опять переговариваются:
– Ладно, Трехглавого ты осилил, а вот как с Шестиглавым.управишься?!
Курбад эти разговоры слышит, а братья – нет. Дело к полуночи идет, говорит Курбад хозяйкиному сыну:
– Ступай сегодня ты мост сторожить! Только и этому боязно, и он отвечает:
– А мне какое дело! По мне, пусть хоть кто идет!
– Ну, коли вы оба такие трусы, придется мне самому идти. Через мост его пускать нельзя, а то потом и не справишься с ним. Для верности поставлю я здесь ковш с водой: явится в нем молоко – значит все хорошо, а ежели кровь, – бегите к матери.
Пошел Курбад на берег. Все тихо, только лягушки квакают: “Курбад! Курбад!”, дикие гуси гогочут: “Одолеет врага-га! Одолеет врага-га!”, да ласточки под мостом чивикают: “Шесть голов у великана и все – чирк!”
В самую полночь слышит Курбад – идут великановы глашатаи: собака в поле воет, сокол в воздухе свищет. Поднялся Курбад и мечом загородил путь к мосту. Идет великан о шести головах, земля гудит, а пройти-то и невозможно: меч перед ним. Кричит великан:
– Пусти меня, Курбад!
А Курбад держит меч, как держал, и отвечает:
– А вот и не пущу!
Трижды ревел великан, чтобы отступился Курбад, да все без толку. Наконец он кричит:
– А ну-ка подуй в чисто поле, посмотрю я, сколько ты денег можешь из-под моста, из моей мошны, выдуть!
Как дунул Курбад, так целую пурвиету золотом осыпал. Стал Шестиглавый дуть – всего полпурвиеты, да и то медными денежками. Видит это великан, норовит назад податься, да только Курбад не пускает. Пускай-де сначала деньги соберет. Не соглашается великан. Ну, коли не соглашаешься, давай на мечах биться. И пошла сеча: мост дрожит, земля гудит, мечи звенят, наконец и великаньи головы с тулова полетели.
Идет Курбад весело домой. Как только пришел, так и спать завалился, чтобы отдохнуть перед завтрашней битвой. На третий вечер мошки да букашки в щелях тревожиться стали:
– Будь ему пусто! Уже двоих осилил. Ну да ладно, ладно! .. Уж с Девятиглавым-то этакий сморчок не потягается!
Курбад слышит этот разговор, а братья – нет. Поставил он ковш с водой на оконце, наказал строго-настрого братьям, чтобы нынче глаз с ковша не сводили, а сам к мосту поспешил. Все тихо, как и в прошлую ночь, только лягушки неумолчно квакают: “Курбад! Курбад!”, дикие гуси гогочут: “Одолеет врага-га! Одолеет врага-га!”, да ласточки чивикают: “Девять голов у великана, и все этой ночью – чирк!”
Вот слышит Курбад – в самую полночь бегут великановы глашатаи: девять собак в поле воют, девять соколов в воздухе свищут. Стал Курбад посреди Моста. Подходит великан и кричит:
– Пусти меня, Курбад! А Курбад отвечает:
– Ты чего, гроздеголовый, разорался! Давай-ка силой мериться!
Ладно. Рубит Курбад мечом со всего маху. Одна голова слетела, только на ее месте три новые выросли. Видит Курбад, так и конца не будет, отбрасывает меч и голыми руками хватает великана за загривок. Только великан как хватит Курбада! Раз! – тот до колен в землю ушел. Ка-ак хватит второй! – так и до подмышек вогнал.
Видит Курбад – плохо дело, и говорит:
– Все борцы хоть минуту да передыхают, давай и мы передохнем.
Ладно. Сел великан, отдыхает. А Курбада одно донимает – что же мать на подмогу не бежит? И неведомо ему, что братья заспались, на ковш не глядят, знать ей не дают.
Сорвал он с ноги пасталу да как запустит прямо в окно, где братья похрапывают. Вскочили те, глядят: ковш крови полон. Помчались, как очумелые, к кобыле, а та раз-два – прискакала на подмогу Курбаду.
И пошло дело: как сын смахнет великану голову, так мать лягнет изо всей силы, только белые искры сыплются, срубленное место прижигают – не отрасти новым головам. Вскоре повалился великан, как колода.
После битвы пошел Курбад поспать в дом, откуда нечистую силу выжил. Да только сон не идет. Слышит Курбад, как мошки да букашки в щелях переговариваются:
– Побил, проходимец, наших мужей! Да только по мужьям-то жены остались – ведьмы. Отплатят они этому сморчку. Как только пойдут эти трое завтра по дороге, так вдова Трехглавого обернется постелью. Как увидят эту постель, так одного из них до того в сон потянет, что тут же повалится, а как повалится, так и в наших руках. А вдова Шестиглавого обернется родником. Как увидит второй из них родник, так жажда его одолеет. А уж как станет пить, так в наших лапах. А вдова Девятиглавого то в змею обернется, то в песьеглава, и станет донимать того проходимца, пока не отплатит ему люто.

Читайте также:  Скупой - Афганская народная сказка

Читать другие Латышские сказки

Рейтинг
( Пока оценок нет )
 Маленькие гении
Добавить комментарий